На Новой сцене Мариинского театра состоялась последняя премьера сезона — «Сказки Гофмана» Оффенбаха в постановке молодого режиссера Дэниэла Кругликова, дебютировавшего в оперном жанре. Музыкальный руководитель проекта Валерий Гергиев, которого ждали за пультом, оказался среди зрителей, а его заместил Кристиан Кнапп.

Нужно быть Гергиевым, чтобы постановку одной из самых популярных и любимых в мире опер сначала доверить выпускнику Нью-Йоркского университета, изучавшего экономику и европеистику, но ни малейшего отношения к музыкальному театру не имевшего Дэниэлу Кругликову, а потом взять и бросить премьеру на дирижера намного ниже по статусу и творческим возможностям. И потому вся оркестровая часть нового спектакля прошла в очень усредненном, троечном режиме мало интересного аккомпанемента.

Кристиан Кнапп был в состоянии лишь озвучить партитуру, не улавливая тонкостей ни текста, ни подтекста, оставляя без внимания важные смысловые подголоски, из которых состоит это произведение — единственная опера Оффенбаха, композитора социально острых, зажигательных оперетт. А ведь множество музыкальных ассоциаций в «Сказках Гофмана» образует интертекстуальные связи, позволяя эрудированному слушателю буйно фантазировать, начиная от вариаций на трех женщин «Дон Жуана» Моцарта до «Травиаты» Верди, дуэта согласия Германа и Лизы из «Пиковой дамы» Чайковского и много чего еще.

Наделить партитуру пружинящими смыслами призывала и концепция режиссера-дебютанта, поместившего действие оперы в стены сумасшедшего дома, однако, дирижеру было не до пикантных нюансов концепции. Кого сегодня удивишь тем, что все мы не на сцене, а в жизни внезапно оказались примерно там же, куда молодой Дэниэл Кругликов, начавший свою артистическую карьеру как клипмейкер и автор документальных кино, отправил героев оперы Оффенбаха. Да и сам Гофман как писатель и литературный герой дал основания и в жизни, и в либретто считать себя пораженным высоким романтическим безумием.

Начало спектакля направило воображение в сторону фильма «Полет над гнездом кукушки» и возникла надежда, что Гофман подарит избавление хоть кому-то из этих несчастных насельников клиники для душевнобольных. Но в трагическом эпилоге врачи жестоко расправились с Гофманом на электрическом стуле, отправив героя в ослепляющем луче прожектора в лучший из миров. В акте с куклой Олимпией Кругликов с помощью художника по костюмам Иманоля Персе нарядил хор в комбинезоны как на «Сумасшедших днях» в «Стокманне», а куклу Олимпию представил в виде только что сошедшего с конвейера киборга.

Во втором акте, наиболее удачном и содержательно состоятельном, он развил тему красного шарика из кинговского хоррора «Оно», где, как известно, взрослые разбираются со своими жесткими детскими травмами.

Чахоточная певица Антония встретилась перед смертью не только с призраком матери, но и с собой ребенком. В третьем же, до обидного нелепом и провальном акте в бассейне с неуместно выбивавшимся из стиля благодушным классическим балетом, Джульетта предстала порочной куртизанкой, развлекавшейся с карликом. Хор в купальных халатах был идиотически выстроен на заднем плане словно на партийном выступлении, а под конец и вовсе стал, обнявшись, раскачиваться как на слете авторской песни.

В режиссерских решениях чувствовалось, что режиссер прошел санитарный ликбез по истории постановок «Сказок Гофмана», но все его относительно оригинальные идеи лишь вбрасывались, не доводясь до логического конца. И все же при множестве вопросов «Сказки Гофмана» стали в уходящем сезоне Мариинского театра первой постановкой с ярким авторским высказыванием в отличие от остальных, созданных по принципу слепого иллюстрирования сюжета.

В Мариинском театре появился зал с уникальной акустикой
К чему было меньше всего вопросов, так это к хорошему кастингу. Гофмана с синими волосами от души сыграл и спел тенор Сергей Скороходов. Его другу Никлаусу в женском платье санитарки пришлось сложнее: меццо-сопрано Екатерина Сергеева словно на последнем дыхании хватала верхние ноты партии, отдавая все силы движению. За четырех злодеев тщательно отвечал бас Станислав Трофимов.

Трех женщин Гофмана пели лучшие женщины Гергиева. Кукла Олимпия в феноменальном виртуозном исполнении лирико-колоратурного сопрано Ольги Пудовой загипнотизировала зал, заставив слушать свои автоматические трели не дыша.

Страдающая душа Антонии получила роскошный голос сопрано Елены Стихиной, всякий раз дарящей слушателям ощущение небывалой свободы и полета, окрыляя их и вдохновляя на жизнь. В партии куртизанки Джульетты вышла уникальная певица современности Татьяна Сержан в очень странном костюме и космическом коротком парике, которая в силу прямоты своей личности не могла скрыть, что этот образ ей ну совсем не близок.