«Русский турист — самый ужасный турист в мире. Он носит сандалии с носками, залезает «пофоткаться» на статуи эпохи Возрождения, завтракает пивом и искренне считает, что без его денег любой заграничный город просто помрет с голоду». Но, кажется, даже эту карикатурную славу у нас пытаются отобрать.

— Что за бред! — восклицает Бруну, хозяин крошечного винного бара в центре Лиссабона. — Может, когда-то давно это и было, но сейчас русские туристы — одни из самых вежливых и приятных. Не то что эти европейцы.
— Бруну, что значит «европейцы»? А ты-то кто?
— Я португалец. Это не то же самое.

Жители одного из старейших государств Западной Европы, страны, которая первой определилась с границами и не меняла их с момента своего основания восемь веков назад, не считают себя европейцами. Вот это сюрприз!
— Ну разве что географически, — пожимает плечами моя подруга Дина. — Мы бы, может, и не против, но проблема не в нас. Проблема в них.

— Да ты сама посмотри, — поддерживает ее Бруну. — Ты очень русская и немножко португалка, ты увидишь больше нас.

И я стала смотреть.

И мне не понравилось то, что я увидела.

— Where are you from? — дружелюбно спрашивает голландец, которому я помогаю купить билет в трамвае.
— Portugal, — машинально отвечаю я, что отчасти правда: живу я тут.
— O, port wine! Vinho verde! Ginja! — бурно радуется голландец.

Встреть я его в Париже, хохотала бы до упаду: розовые шорты выше колена, немыслимая гавайская рубаха, те самые носки под сандалии и пробковый шлем. Пробковый, Карл!
Увы, в Лиссабоне это обычная униформа туристов из Северной Европы. Иногда шлем заменяет панамка, крепким узлом завязанная под подбородком, но в целом буйство красок и длина шорт неизменны.

— На самом деле я из России, а здесь просто провожу лето, — говорю я, надеясь отвлечь гостя столицы от алкогольных ассоциаций.
Но голландец упрямо гнет свою линию:
— O, vodka!

И я думаю: «Наверно, ты хочешь сделать мне приятное, показав свою осведомленность.

Но будет ли приятно тебе, если при слове «Амстердам» я на всю улицу заору: «О, марихуана! О, шлюхи!»?
Может быть, тебе будет приятнее, если я выскребу из памяти Вермеера, тюльпаны, каналы? Велосипедные дорожки, мельницы да знаменитую голландскую селедку, в конце концов.

— У вас великая культура, — заметив недовольство на моей физиономии, примирительно говорит голландец.
— Как и у португальцев.
— Тут отличные бары, — радуется голландец. — И недорого.

Я знаю. И еще я знаю, что Северная Европа и Британия приезжают сюда развлекаться. Что на самом деле в подавляющем большинстве случаев означает «тупо бухать». Увы. Последствия этих развлечений я слышу под своими окнами почти каждую ночь:
— A-a-a-a-a-a-a!!! Fucking port wine!!!

Звуки рвоты вперемешку с англоязычными проклятиями. На моей улице нет баров — это тихое маленькое ларго, где ставни закрываются в десять вечера. Семейное кафе, овощная лавка, церковь, похоронная контора — и жилые дома. Все. Тут нет ничего, что могло бы привлечь туристов, даже круглосуточный непальский супермаркет с дешевым алкоголем, и тот ниже по улице.

Я высовываюсь из окна и ору:
— Парни! Для веселья есть доки!
— У нас каникулы! — отвечают мне пять луженых глоток.
— Дома они себя так не ведут, — говорит утром владелец кафе. — Там неприлично.

В кафе заваливаются молодые здоровые блондины. Не исключено, что те самые, которые «на каникулах». Они кучей сваливают рюкзаки у стойки и громко требуют холодной кока-колы.
— Доброе утро, — машинально здороваются завсегдатаи кафе. Тут так принято: зашел — скажи «здравствуйте».
Парни молча выпивают свою коку, сминают банки и уходят.

— Они думают, Лиссабон — это курорт, — вздыхает дона Элена. Ей 70, у нее каблуки, тщательно уложенные волосы и пенсия €200. — А ведь это столица… Ну может, не как Москва. Но уж точно не хуже Брюсселя какого-нибудь.

Удивительное дело, но, узнав, что я из России, северяне европейцы начинают искать во мне союзника: посмотрите, эти южане, они же не работают! Официанты ползают, как сонные мухи! Я свое пиво жду уже семь минут!

Чувак, это винный бар. Это улица. На улице — тридцать пять жары. И пока ты прячешься под тентом, который, кстати, по твоему требованию пять раз проверили на предмет «достаточно ли хорошо он укреплен», официант, который, между прочим, и хозяин этого заведения, обслуживает десять столиков.

Он весь в мыле, чувак! Он открылся в десять утра, чтобы ты мог получить свой завтрак, и закроется в одиннадцать вечера, когда ты допьешь свой последний бокал вина. Он работает! Без выходных и праздников. Без перерыва на сиесту. И берет с тебя за бутылку пива меньше, чем в твоем родном Гамбурге. Имей уважение!

— Еще и по-английски никто не говорит, — ворчит немецкий турист.

Во-первых, это неправда.

Во-вторых, где написано, что люди обязаны знать какой-либо язык, кроме своего родного? Да, это было бы полезно для бизнеса. Чтобы вот такие, как ты, не строили козью морду в ответ на португальскую речь. Но если их бизнес процветает и без тебя, то почему парень, вкалывающий по десять часов в сутки (см. выше), должен выкраивать время и деньги и учить язык, который ему не очень-то и нужен?

Ну и в третьих, вообще-то они у себя дома. В гостях — ты. И

логичнее было бы спросить: а почему ты перед поездкой в чужую страну не удосужился выучить несколько простых фраз на языке этой страны?
Вечером я иду послушать фаду в крошечную таверну. Заказываю бокал вина, сажусь за длинный стол. Музыканты настраивают гитары. Напротив усаживаются две британки: неровный «городской» загар, яркие сарафаны, тягучая речь. Они протирают влажными салфетками свою часть стола и громко, никого не стесняясь, обсуждают бедность и грязь, царящие вокруг.

— Это нормально для страны, которая ничего не производит, — говорит одна.
— Да, они же постоянно сидят в кафе, — поддерживает вторая. — Или на пляжах. Народ, который совсем не умеет работать.
— Они живут в раю и думают, что мы обязаны их кормить.

— Они так не думают! — вскипаю я.
— Where are you from? — с любопытством спрашивает британка.
— Russia, — уже пожалев о своей вспышке, отвечаю я.
— Русских выпускают за границу? — изумляется она. — А что вы думаете о Путине?

Каждый второй европеец задает мне этот вопрос. Или vodka, или Putin.
Хотя ничто в моем виде не выдает алкоголика или человека, жаждущего обсудить политику. Я пришла сюда выпить вина и послушать музыку, а не вести политические дискуссии. Но моих собеседниц это явно не смущает.

И тогда я говорю:
— Путин лично выпускает только тех, кто работает на КГБ. Я на задании. Извините, мне нужно проверить, как там мой медведь. Не сломал ли он мою ядерную бомбу и не выпил ли всю мою водку.

Встаю и пересаживаюсь за стойку.

Вслед мне несется:
— Она обиделась? Я что, задала обидный вопрос? Русские так похожи на португальцев — такие же странные.

Я пью свое вино и думаю: «Да, я похожа на португальцев. Больше, чем на «европейцев». И слава богу».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции