Всё началось ещё в конце марта, когда на одном из последних прогонов «Павла I» актер оступился и подвернул ногу. «Подумаешь, — скажет кто-то, — обычное дело — подвернуть ногу». Тут первая помощь (это знают все) — приложить холод, потом намазать больное место мазью и через пару-тройку дней можно бегать. Точно так же в тот холодный мартовский день подумал и Олешко в костюме русского императора и на нерве доиграл спектакль.

Кстати сказать, выступление его в этой роли для многих стало полной неожиданностью: внешне душка-телеведущий был неузнаваем, но главное — случилось внутреннее преображение. Перед публикой стоял затравленный, с комплексами, тянущимися из детства, Божий помазанник.

Зрители оценили такого нового Олешко, да и он сам понимал, что роль для него этапная. Это вам не «Мадемуазель Нитуш», где много лет он поет-танцует как учитель музыки в женском монастыре и композитор в театре одновременно (к слову сказать, комическая — не самая простая роль).

Казалось бы, победа, можно пожинать лавры! Но чем дальше шло время, тем больше беспокойства артисту стал доставлять обычный вывих конечности. Вот досада — начал прихрамывать, медленнее передвигаться, а ведь обычно он не ходит — летает по Москве: Вахтанговский — Сатира — телек в Останкино или на Яме. Даже пришлось взять палочку, поскольку на спектакле его Павел постоянно в движении.

— Следующие пять спектаклей мне пришлось играть, хромая, — вспоминает Олешко. — Я даже слышал, как кто-то из зрителей сказал: «А мы и не знали, что Павел прихрамывал».

Прихрамывал он и в другом театре — в Сатире, в другой роли на спектакле «Где мы?..», в котором играл вместе с Александром Ширвиндтом, Федором Добронравовым, Юрием Нифонтовым. Спектакль далеко не премьерный, но кассовый, а значит, неотменим. А нога, несмотря на всевозможные втирания, утягивание эластичным бинтом, не проходила.

Когда в середине апреля Саша пришел к нам в редакцию на запись интервью для программы «Театральная среда», он уже сильно хромал, полежал на редакционном диване, передохнул и захромал в студию. Он тогда не знал, что через несколько дней врачи ему поставят неутешительный диагноз — разрыв ахиллова сухожилия. Оно не просто разорвалось, а как показало компьютерное обследование, лопнуло в лохмотья.

А он всё продолжал играть — четыре «Павла I» в Вахтанговском, в Сатире — два раза «Где мы?..». Вот в нём он, чтобы меньше передвигаться по сцене, постепенно менял мизансцены, искал возможность присесть. И даже предложил попробовать разок сыграть в коляске (события-то происходят не где-нибудь, а в сумасшедшем доме).

Олешко не хотел отменять спектакли, потому что артисты до последнего стараются этого не делать. Играть с температурой, внезапной болью в спине, без голоса — норма. Таких случаев у каждого артиста, независимо от его статуса, в памяти масса.

Сразу вспоминается молодой «Современник», который в далеком 1964-ом году репетировал «Обыкновенную историю» по Ивану Гончарову. Осталось свидетельство про одну из репетиций.

«Была уже почти ночь, когда режиссер спектакля Галина Волчек попросила главного героя, Олега Табакова, пройти ещё одну сцену. Он с готовностью согласился, хотя чувствовал, что от усталости уже с трудом стоит на ногах. Неожиданно добавилась тупая боль в сердце. Табаков остановился, перевел дыхание, подумал, что пройдет. Повернулся, чтобы произнести очередную реплику, и рухнул на пол».

Диагноз врачей — инфаркт из-за полного истощения организма. А ведь Табакову было всего 29. Все, в том числе и он сам, были уверены, что не поднимется.

Как потом рассказывал Олег Павлович, с ним приходили прощаться, а он у близких друзей спрашивал: «Неужели это всё, конец жизни?» И уже лежа на больничной койке, он думал ещё о том, что теперь его роль в «Обыкновенной истории» — Сашеньки Адуева — сыграет другой артист.

Но Галина Волчек не согласилась на уговоры ввести вместо Олега другого артиста и стала ждать возвращения Табакова. «Это было безумно важно, потому что роль Адуева для него была определенным этапом в его творчестве», — рассказывал потом сын Табакова Антон.

Так что можно понять Сашу Олешко: ведь два спектакля для него — не просто очередные выходы на сцену.

— Для меня это судьбинные перекрёстки! Я эти спектакли организовал сам. Для рывка, Для развития. Для того чтобы подтвердить своё право быть театральным актёром.

Но спектакли все же пришлось для него отменить. Операция, общий наркоз, десять швов на ноге. После операции постоянно обезболивающие, нога нещадно болела, реагировала на перемену погоды, на что врачи говорили: «Ноги — наш барометр» и добавляли: «Слава Богу, вовремя всё сделали, потому что всё было бы значительно хуже».

Вместо того, чтобы в это время быть вместе с Вахтанговским во Владикавказе на открытии фамильного дома Вахтангова, который театр восстанавливал почти три года, у Олешко — перевязки каждый день, ходит на костылях, общение с врачами. Оперирующий хирург просветил: ахиллово сухожилие вообще-то выдерживает три тонны. Это значит, что в его случае нервное напряжение и физическая усталость были колоссальными.

По палате артист передвигался на ходунках, на прогулку выезжал на коляске. В 20-х числа мая вахтанговскому пациенту поменяли лангетку, стали выпрямлять и разрабатывать ногу. Начались ежедневные упражнения:

— Врачи рекомендовали мне заниматься хотя бы раз в день, а я делаю упражнения по три раза, — продолжает Олешко. — Через «не могу» пытаюсь разрабатывать мышцы — сидя, лёжа, в любом положении. Ещё хожу на физиопроцедуры, на магнит.

Очень страшно сделать первые шаги, но есть возможность понять, вспомнить, что когда то в самом начале жизни такое уже было. Отношусь к случившемуся как к обновлению. Медики говорят, что после такой травмы люди восстанавливаются от полугода до года и что такой тяги к жизни и дисциплинированности, как у Олешко, они давно не видели.

— Саша, физические травмы, как и моральные — испытание. Какой твой главный вывод?

— Главный вывод — ни в коем случае не поддаваться упадническому настроению. Верить в то, что обязательно встанешь!

Когда человеку, у которого практически не бывает выходных, говорят, что он будет, как минимум, два месяца на костылях, сначала паника, а потом перед глазами спектакли и концерты, в которых танцуешь, бегаешь, прыгаешь…..

Я никогда не подводил театр. Подвига в этом нет, практически все артисты играют в тот момент, когда заболевают. Не думаю, что это правильно, но, тем не менее, по-другому у нас не бывает. Хочется остаться бегуном на длинную дистанцию!