— Константин Юрьевич, кто эти 12 героев, отобранных для проекта? Чем примечательны?
— Они из разных регионов: Сибири, Кавказа, Урала, деревень и крупных городов — все разных возрастов и профессий, социальных слоев. Есть врач, энтузиаст-краевед, педагог, ученый, машинист паровоза и так далее.
Нам важно, чтобы не было обязаловки, когда мы бы обращались к директору предприятия или к местным властям и те давали бы указание: «Вот про тебя, Иван Иванов или Петр Петров, будем делать проект для Москвы». Поэтому мы объявили прием заявок, и люди сами откликались.
— Как отбирали участников?
— Важно было, чтобы режиссеры и драматурги почувствовали своих героев, влюбились в них. Ведь это творчество. Все, кто прислал заявки, — замечательные люди. С традиционной точки зрения они не совершают какого-то подвига. Их героизм — в том, что они честно делают свое дело, не ищут в нем какой-то материальной выгоды. Например — большой бизнесмен, который вдруг ушел в театральную работу и вкладывает в нее все деньги.

— Но драматургия требует обязательных элементов: фабула, развитие, кульминация…
— Наверное, для кого-то вдохновением стала история, рассказанная в заявке, для кого-то — интонация, с которой человек писал. Может быть, какие-то детали, обстоятельства.
Очень важно, что драматурги и режиссеры поехали к своим героям, проводили с ними время, разговаривали, наблюдали — проживали с ними кусок жизни. И исходя из этого драматург начинал писать. Конечно же, это не документальный фильм, а то, что написал драматург по истории героя. А потом режиссер назначил актера на роль.
— Интерпретация интерпретации?
— Конечно. Но особенность в том, что, когда мы читаем «Станционного смотрителя» Пушкина или пьесы Чехова, мы можем только догадываться, кто был прототипом, был ли он проявлен во всей полноте в художественном произведении. А у нас уникальная ситуация: есть прототип, тщательно изученный; есть текст по жизни этого героя, непосредственно наблюдаемой авторами. В нем сохраняется и прямая речь персонажа, и особенности его мышления. То есть герой прошел через сознание, сердце драматурга, режиссера, а после — актера.

— Какие получились истории — трагические, комичные?
— Трагических историй нет: мы все же хотели увести документальный театр от его склонности к любованию чернотой, хтонью. Наша цель — создать документальный театр, который будет влюблять в реальность и вдохновлять ею.
Внутри позитивной информации герой ведь может проходить через взлеты и падения, через драматические обстоятельства. Но все равно важно видеть перспективу — радостную, вдохновляющую.
Поэтому будут и драматические, и сентиментальные, и комические вещи. Но я бы не относил эти истории к какому-то отдельному жанру: наша жизнь состоит из веселых, грустных и снова веселых моментов — так же будет и здесь.
— Как выбирали драматургов, режиссеров и артистов для проекта?
— В основном у нас молодые режиссеры. Как воспитанник Андрея Александровича Гончарова, я исхожу из того, что режиссер — начало всех начал. Поэтому я обсуждал с ними, режиссерами, — драматургов: был важен и личный контакт, и склонность автора. Так составлялась команда. У нас 12 режиссеров, 12 драматургов, 12 актеров и 12 фотографов, которые тоже отправились в регионы, снимали наших героев и их окружение.
Среди режиссеров — Филипп Гуревич, Андрей Гордин, Алексей Мартынов, Михаил Плутахин, Александр Пронькин и другие. Есть такие драматурги-мастера, как Дмитрий Данилов, и есть молодые авторы. Наши актеры — Саша Ребенок, Александр Семчев, Алексей Вертков, Наташа Щукина, Саша Урсуляк, Игорь Миркурбанов, Иван Агапов. Есть молодые, но уже достаточно звездные: Денис Парамонов, Владислав Тирон.
— Вы часто обращаетесь к советской драматургии. Это мода на ретро или недостаток современного качественного материала?
— Во-первых, это просто огромный материк, и он до сих пор не освоен театром. Эта драматургия взаимодействует с определенными ушедшими бытовыми реалиями, но при этом передает реалии вневременные, человеческие.
Мы же работаем с Расином и Корнелем, с древнегреческими текстами — с теми, которые созданы в определенных исторических, эстетических условиях. И они настолько прекрасны, что им не мешает то, что речь идет не о пистолетах, а о шпагах, к примеру. То же и с советскими пьесами. В них идет речь о любви, о становлении человека, об ответственности — о многих вещах, которые важны и сейчас.
Во-вторых, я практически не работаю в современной драматургии (не устраивает ее литературное качество). И не очень люблю театр, который сосредотачивается на социальных проблемах. Для этого есть общественная жизнь. А театр — это все-таки искусство. Он может и должен взаимодействовать с реальностью. Но гораздо более сложным образом, чем это делает современная российская драматургия.