Талант этого художника зрел в эпоху Серебряного века, а раскрылся во времена бронзовеющего сталинизма. Алексей Кравченко широко известен как иллюстратор — его графика иллюстрирует растиражированные советские издания Пушкина, Гоголя, Диккенса, Гофмана, Гюго, Цвейга. Меньше знают и ценят живопись, которой Кравченко занимался тайно по ночам. В своем доме на Николиной Горе, построенном по собственным эскизам, пока вокруг «закручивались гайки» и бушевали репрессии, он писал прекрасных дам родом из брюсовской лирики, чтобы отвлечься от тягостных мыслей. Причем музы не всегда легко находятся на картинах, так что выставка с романтическим названием «В окно потаенно глядящие» становится своеобразным квестом.

В название выставки Алексея Кравченко в галерее «Веллум» не случайно вынесена цитата из стихотворения Валерия Брюсова. «И звезды, колдуньи мечтательные,/В окно потаенно глядящие,/Приветствия шепчут мечтам…». Это ключик к пониманию мастера, чье искусство нельзя считывать вне контекста времени, несмотря на то, что романтические сюжеты художника кажутся совершенно оторванными от реальности эпохи.

В 1912 году, когда великий поэт Серебряного века написал эти строки, художник Алексей Кравченко получает первое серьезное признание. После возвращения из путешествия по Италии и Греции он становится членом весомого Московского товарищества художников (МТХ), его работы приобретает в свои собрания Румянцевский музей и Третьяковская галерея, а несколько картин попадают в императорскую коллекцию. Вскоре художника вместе с Василием Ватагиным Академия художеств отправляет в творческую командировку в Японию и на Цейлон. А еще через год он влюбляется — в Ксению Тиханову, дочь влиятельного купца (впоследствии жена Кравченко стала известным искусствоведом). Казалось бы, сами звезды улыбнулись молодому художнику. Однако путь к ним был тернист и сложен.

АВТОПОРТРЕТ.
Алексей Кравченко родился в 1989 году в Покровской слободе (ныне — город Энгельс) в крестьянской семье. Отец умер, когда мальчику было три года. Первым его учителем рисования стал иконописец местного храма. Потом Алексей поступил в реальное училище, но не окончил его, потому что преподаватели, разглядев талант, рекомендовали поступать прямиком в Академию живописи, ваяния и зодчества. Мать решилась на переезд в Москву, и Алексей прошел серьезный конкурс — на одно место в МУЖВЗ было 27 претендентов. Кравченко учился у Константина Коровина, Валентина Серова и Аполлинария Васнецова (младшего брата Виктора Васнецова). Он не ломал сложившие каноны в отличие от многих своих современников, но работал мастерски. Потом началась Первая мировая, Кравченко оказался на фронте в качестве корреспондента. Там-то и раскрылся его талант графика, который позже будет его кормить и принесет ему мировую славу. «Офорт неожиданно помог отцу преодолеть состояние отчаяния и отсутствия смысла жизни, охватившее его на войне 1914 года», — вспоминает дочь художника Наталья. Редакция журнала «Неделя», для которой он снимал фоторепортажи, не сразу, но решила добавить к публикациям офорты, и у художника появилась возможность навещать семью в Саратове. Как раз родилась дочь.

Революцию художник встретил там: семейное имущество конфисковали, отца Ксении Степана Тиханова казнили. Будущее рисовалось туманным, но тут работы Кравченко оценил прибывший в город нарком просвещения Луначарский, в итоге художник стал директором Радищевского музея, где открывает графический факультет. В 1921 году семья переехала в Москву, где известность мастера гравюры и офорта продолжала расти. Кравченко вопреки всему оставался романтиком: даже «Тихий Дон» Шолохова с его иллюстрациями получился совершенно лирическим.

Мало кто знал, что известный график по ночам в своем доме на Николиной Горе писал живописные полотна. Он их почти никому не показывал, боясь обвинений в «буржуазном формализме». Многие друзья Кравченко были репрессированы, Алексей Ильич опасался той же судьбы, поэтому всегда держал наготове узелок с необходимыми вещами и бодрствовал до четырех часов утра, ожидая ареста. Оттого и умер рано: не выдержало сердце. Ему был 51 год, когда случился третий инфаркт, который он не пережил, шел 1940-й…

Впервые его картины показали спустя десятилетия. И сейчас большая часть из них хранится в семье, хотя есть они и в коллекциях Третьяковки, Пушкинского и Русского музеев. Куратор выставки Любовь Агафонова живет недалеко от потомков Кравченко на Николиной Горе и хорошо знает его творчество. Поэтому замечает детали, которые и стали стержнем выставки с поэтическим названием. В живописи Кравченко много Прекрасных дам — как явных, так и сокрытых. Вот «Обнаженная у воды» — почти античный образ рубенсовской пышнотелой Венеры. Совсем другая обнаженная на картине 1921 года — в стиле классического реализма. А вот (уже одетая) девушка — хрупкая балерина Надежда Венедиктова, отстраненно глядящая в сторону, — портрет в духе французского импрессионизма. Романтическая «Девочка в красном» походит на женские образы прерафаэлитов. А «Купальщицы на Волге» — яркие и авангардные. Рядом с ними загадочный женский портрет в духе символистов. Кажется, создавая свои лирические образы, Кравченко методично перебирает канувшие в прошлое направления.

«ПОЦЕЛУЙ».
Но есть на выставке и неявные музы. На картине «Ссора за картами», где мужчины, уличив одного из игроков в жульничестве, замахиваются на него стулом, самый притягательный образ вдали от назревающей драки — украдкой выглядывает из-за двери девушка в желтой блузе. На другом полотне, приглядевшись, находим женский образ отражающимся в маленьком зеркальце, что висит на стене. Даже в размашистом пейзаже среди деревьев прячутся музы. Но самая романтическая картина выставки «Поцелуй» в стиле модерн: влюбленные тянутся друг к другу, кажется, не для того, чтобы скрепить чувства, а чтобы передать воздуха. Таким воздухом для художника была его сокрытая от глаз посторонних живопись, в которой звучит Серебряный век и образ Прекрасной дамы.