Если судить по относительному числу жертв в военных конфликтах, люди на протяжении своей истории в целом никак не меняются.

Про людей порой говорят, что со временем они становятся только хуже, что в прошлом все жили в «золотом веке», « в гармонии с природой», а потом стали злыми, алчными и т. д. и т. п.

Есть и другая точка зрения, согласно которой все происходит ровно наоборот: мы забываем дикость и жестокость начала цивилизации, и ненависть всех ко всем постепенно из человеческого общества уходит. Вторую точку зрения отстаивает в своей книге «The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined» знаменитый психолог Стивен Пинкер: в ней он пишет, что появление государств и сопутствующих институтов, развитие торговли, появление новых технологий и растущие взаимосвязи и взаимозависимости разных стран друг от друга способствуют тому, что человеческая природа смягчается, что человечество начинает проявлять свои лучшие качества.

Как подтвердить эту гипотезу? Можно обратиться к статистике, посвященной жертвам разнообразных военных столкновений. Пинкер указывает на то, что если сравнить древние сообщества охотников, собирателей и скотоводов с современными странами, то мы увидим, что военных жертв в те времена было больше – если считать относительно всего населения. Отсюда можно сделать вывод, что конфликты раньше были более свирепыми и что развитие общества (то есть развитие технологий, торговли, институтов и пр.) сделало всех добрее.

Однако с такими рассуждениями не согласны антропологи из Университета Нотр-Дам, Аппалачского государственного университета и Висконсинского университета в Мадисоне. Они опубликовали в журнале PNAS статью, в которой утверждают, что уменьшение числа военных жертв связано в первую очередь с численностью населения и численностью армии. Один из соавторов работы, Марк Голитко (Mark Golitko), поясняет это простыми цифрами: племя, в котором есть всего сто взрослых людей, может отправить воевать, например, двадцать пять человек, что будет вполне разумной пропорцией воинов к общему числу племени. Но если в стране живет 100 млн человек, они вряд ли смогут содержать 25-миллионную армию ( не говоря уже о том, насколько трудно организовать логистику в таких огромных вооруженных силах и насколько они поэтому будут эффективны в деле).

Исследователи проанализировали 430 военных конфликтов, которые с 2500 года до н. э. случались без малого в трехстах сообществах, племенах и государствах, больших и малых. Относительное число жертв было тем меньше, чем более многочисленным было население – независимо от того, какое у этого населения было государственное устройство, институты, торговля и технологии.

Отсюда можно сделать вывод, что человечество, в общем-то, никак не изменилось. Однако, наверно, более корректно будет сказать, что для измерения общечеловеческого добра и зла такие параметры, как относительно число военных жертв, не слишком подходят. С одной стороны, технологии помогают более эффективно использовать ресурсы, развитие экономики позволяет большему числу людей благоденствовать, то есть косвенным образом какие-то изменения в обществе помогают уменьшить число жертв – просто повышая численность населения. В конце концов, то, что в большом обществе далеко не все люди участвуют в войнах – это ли не признак смягчения нравов? (Здесь можно вспомнить академика М. Л. Гаспарова, который про античную Грецию говорил, что «…в Греции невозможно было прожить жизнь, никого не убивши, хотя бы ополченцем в будничной межевой войне».)

С другой стороны, насколько вообще можно судить об уровне агрессии только лишь по военным потерям, не обращая внимания на такие вещи, как массовый голод (который может случится и во вполне мирное время – просто ввиду каких-то особенностей экономического управления) и преднамеренное истребление какого-то этноса? Возможно, люди в самом деле как-то меняются в ходе своей истории, но чтобы оценить эти изменения, нужно с больше тщательностью выбирать статистические инструменты.