Шекспировские трагедии — эталон драматического искусства. Но с комедиями великого барда есть проблемы: юмор стареет и сильнее связан с национальным характером, чем ужас и сострадание.

Шекспир — безусловная классика, но в России не хрестоматийная. Дословно даже искушенная публика его тексты не знает и наслаждаться тонкостями интерпретации не может. Да и школа декламации у нас далеко не столь развесистая, как в Англии или Франции.

Естественное решение в этой ситуации — раздобыть новый перевод и осовременить костюмы и антураж. Но рецепты укрощения строптивой подруги, прописанные в комедии, могут показаться анахроническими и возмутительно неполиткорректными.

Андрей Кончаловский, постановщик и сценограф, поступает иначе. Он берет перевод Михаила Кузмина и переносит действие в его эпоху — в «ревущие двадцатые». Спектакль идет в ритме фокстрота. Это подчеркивает авантюрный характер действия (в советских 1920-х авантюрный роман — господствующий жанр). И дает повод сравнить «век нынешний и век минувший».

Костюмы (художник Тамара Эшба) по большей части также из 1920-х. Но в сцене свадьбы Петручио наряжается в костюм XVII века: отсылка не столько к Шекспиру, сколько к мушкетерам Дюма, которые к женщине относятся как к вещи.

А итальянская Падуя здесь столь же условна, как и у Шекспира. Дома на видеодекорации водружаются на городскую площадь как кубики. Так возникает важная дистанция: примерно как между «Ромео и Джульеттой» и «Вестсайдской историей».

Кончаловский вводит в спектакль элементы комедии дель арте — маски и условные костюмы. Что придает всей истории и вовсе вневременной характер. Не говоря уж о кутерьме со слугами, восходящей еще к античной комедии. В спектакле она напоминает даже не пресловутый хвост, виляющий собакой, а могучий спинной мозг динозавра, подменяющий его крохотную головку. Постановка удваивает и утраивает шекспировские приемы и эффекты.

История строптивой Катарины и бесстрашного Петручио рассказана пунктиром. На подробностях изнурительной терапии («холод, голод и покой») действие не фиксируется. На первый план выдвигается дрессировщик Петручио — отличная роль Алексея Розина. Его герой — мужлан во цвете лет, привычный к боям и победам. То ли колониальный майор, то ли наглый адвокат с южным темпераментом. Временами мерещится даже сходство с Фиделем Кастро.

Катарина в исполнении Юлии Высоцкой — сначала рыжая стерва, затем послушная кукла. Роль ее пассивная и страдательная, но актриса успевает внушить публике намек на реванш героини. И когда Катарина в финале седлает супруга, это воспринимается без удивления.

Постановка удваивает и утраивает шекспировские приемы и эффекты
Бьянка, младшая сестра Катарины, у Шекспира — особа нежная и кроткая. Но Ксения Комарова играет скорее смешливую кокетку, покладистую и на ласку заводную. Ее ужимки украшают действие и корректируют наше представление о тактике гендерных войн.

Прочие роли в спектакле сводятся к маскам и типажам. Тут нужно отмечать уже ансамблевую игру, хорошо организованную и скрупулезно рассчитанную. Андрей Кончаловский снова показал себя профессионалом и искусным мастером. Спектакль не то чтобы вызывает взрывы хохота — скорее, довольные смешки. Но смотреть его ни минуты не скучно. Следующие его постановки шекспировских пьес — «Макбет» и «Бурю» — ждем с нетерпением.