Вышел новый альбом Ланы Дель Рей «Honeymoon» — антифеминистский панк-молебен и самая личная запись дивы американского «белого мусора».

«Honeymoon» — альбом довольно тонкой настройки. Поклонники заедающего рефрена про летнюю грусть или хита про голубые джинсы наверняка будут разочарованы — при первом приближении пластинка выглядит набором бледных печальных треков, плохо отличимых друг от друга. Но «Honeymoon» стоит того, чтобы отнестись к нему более внимательно. Лана здесь наконец-то нашла подходящий белый рояль, на который можно изящно возлечь. И ей нужен изобретательный слушатель, способный отложить в сторону свой мобильный телефон, закурить сигарету, даже если он не курит, и живо представить мир солнечной Калифорнии, голливудских роковых красавиц, хмурых мужчин в дорогих пиджаках и любви до последнего патрона.

В «Honeymoon» Лана отдается своей любимой стилизации до конца, не отвлекаясь на броские ритмы, запоминающиеся мелодии и чужое мнение.

«Мы оба знаем, что это не модно — любить меня…» — с этой кокетливой и манерной строчки начинается альбом, все оставшееся время Лана с помощью фирменного мурлыканья, струнных и духовых объясняет, почему любить ее все-таки необходимо.

В новом альбоме все внимание безраздельно отдано вокалу, инструменты лишь выгодно его подчеркивают, ни на секунду не претендуя на первенство. Приглушенные скрипки, робкие трубы, похожие на придыхание, утробные ритмы. В соавторстве с ней все так же музыкант Рик Новелс, написавший большинство хитов Ланы. Продюсером выступил Кирон Мензис, сделавший и предыдущие альбомы — «Born To Die» и «Ultraviolence». Но в «Honeymoon», может быть впервые, в центре даже не музыка, а только лишь сама Лана, и она этим умело распоряжается.

Долгое время Лана Дель Рей, урожденная Элизабет Вулридж Грант, отчаянно хотела стать последней дивой Америки,

сексуальной, загадочной, неприступной звездой с кроваво-красными губами, сигаретой во рту, депрессивными песнями и туманными намеками на проблемы с личной жизнью и наркотиками. Одни крутили пальцем у виска, другие обвиняли певицу в фальши. Все эти потуги, конечно, выглядели неубедительно, зато обаятельно. Как будто образ томной дивы из 1950-х слился с образом глуповатой старшеклассницы из 1990-х, только что выигравшей титул королевы бала и направляющейся в драйв-ин в компании с самым красивым парнем школы. Но именно благодаря этому парадоксальному смешению ретро в исполнении Ланы для современного поколения кажется более живым и настоящим, чем в исполнении условной Нэнси Синатры или Эллы Фицджеральд.

Антураж такой же, только вместо всеобъемлющего глагола «love» все чаще более конкретное «want», к привычному «baby» для острастки добавляет «bad mother…er».

Все это, конечно, через ироническую ухмылку, строго по Цветаевой: «Мне нравится, что можно быть смешной». Но с каждой новой пластинкой желание петь под софитами приобретало все менее карикатурные формы. К третьему студийному альбому в этот маскарад уже хочется поверить. Вероятно, потому что в него без остатка поверил и сам автор. Мечта сбылась. А вместе с трофейной красной помадой пришла и классическая декадентская усталость от известности: «Мне незачем больше жить, с тех пор как я нашла свою славу».

И это не только актерство, это еще и острое переживание разницы между концентрированным прошлым и бледным разреженным настоящим, в котором вроде бы не осталось места ни для больших людей, ни для больших чувств. В новом альбоме Лана буквально проговаривает его началом поэмы Томаса Элиота «Бернт Нортон»:

«Настоящее и прошедшее,
Вероятно, наступят в будущем,
Как будущее наступало в прошедшем.
Если время всегда настоящее,
Значит, время не отпускает».
Перевод А. Сергеева

Все эта ностальгия была бы похожа на стариковское бурчание, если бы Лана рассталась со своим главным козырем, той самой глуповатой старшеклассницей.

Хотя она уже и превратилась в потасканную бойфрендами и алкоголем женщину с окраин, прогуливающуюся по району в спортивных штанах, но именно благодаря ему образ певицы — один из самых необычных и неоднозначных образов современной поп-сцены. Из-за этого мягкого подбрюшья провинциальности ретромаскарад и отчаянно несовременные позывы к саморазрушению (хочу умереть молодой, как Курт Кобейн или Эми Уайнхаус, говорит она в интервью) не вызывают скепсиса, а живут какой-то самостоятельной художественной жизнью.

Среди сонма более или менее одинаковых актуальных певиц, будь то Майли Сайрус, Кэти Перри или Тейлор Свифт, Лана с ее культурным ретроградством выглядит нелепо, зато душевно.

Сегодня это почти что национальная певица, а не просто удачная выдумка мейджор-лейбла, как многие подозревали вначале. Ведь, по сути, именно в манерной и несколько аутичной девушке из Нью-Йорка с туманным прошлым и воплотилась вся суть Америки — блеск Голливуда, сермяжная правда Техаса и убогость существования в ржавом трейлере, пропахшем дешевым алкоголем.

В «Honeymoon» за всей этой мишурой и бабушкиными нарядами становится виден человек, которому есть что сказать. Метафорично это отразилось в ее новом клипе на «High By The Beach», где большую часть времени певица меланхолично прохаживается по роскошному дому в пеньюаре, а потом неожиданно достает из гитарного чехла базуку и расстреливает с веранды летающий неподалеку вертолет с папарацци.

Но Лана не мыслитель: вместо газетной полосы она всегда предпочтет мягкую постельку или песочек калифорнийского пляжа.

По-настоящему ей интересно выяснение отношений не со временем, а с мужчинами, бесчувственными и жестокими, постоянно находящимися в процессе загадочного и предательского исчезновения из ее жизни.

«Honeymoon» — это об остром экзистенциальном чувстве потери, значительно смягченном литрами виски и любованием собой. В отличие от главных женских альбомов этого года про расставание «How Big, How Blue, How Beautiful» Florence and the Machine, где Флоренс пытается не унывать и нервно притопывает ножкой, или «Vulnicura», где Бьорк стоически пытается справиться со слезами, изображая хтоническую богиню, в «Honeymoon» Лане все эти защитные стратегии не нужны, потому что и защищаться не нужно.

«Я потеряла себя, когда я потеряла тебя» — все это про хорошеньких девушек, которые теряют себя при каждом удобном случае.

Но очередная потеря самоидентичности для них не причина для расстройства. Лана — это больше чем вечная женственность, это феминная мурлычущая магма, легко выходящая за пределы себя. Ультимативная беззащитность.

«Ты моя религия, ты то, как я живу. Все мои друзья говорят, что мне нужно немного личного пространства, но я не могу этого представить ни на минуту», — поет Лана назло рассерженным феминисткам, которые, к слову, регулярно песочут ее в блогах. Певица проповедует не только стилистическую несовременность, но и гендерную. А, согласитесь, нужно иметь немалую смелость, чтобы в эпоху бескомпромиссного равноправия петь о желании упасть на колени перед мужчиной и сделать все, что он пожелает. Но аудитории этот антифеминистский панк-молебен очень даже мил, будто он открывает в ней глубоко запрятанные тайные желания, как это в свое время бесхитростно сделал бестселлер «50 оттенков серого».

Хотя сюжет на самом деле простой: феминистки твердят о силе женщины, Лана напоминает о том, что настоящая сила в слабости.

В общем, шалость с переодеванием и потенциальным раздеванием удалась — кажется, «Honeymoon» дает певице гарантированное посмертное место в голливудской Аллее славы. Интрига в том, что она с ним будет делать — захочет поскорее развоплотиться, следующим шагом записав танцевальный хит с Мадонной, бессмертным мастером перевоплощений, или решит доиграть свой спектакль до конца, используя свое посмертное место прямо по назначению.